Родословная

Н. П. Большакова

(продолжение, начало см. в третьем выпуске)

Род Юрьевых

Юрьевых тоже легко удалось поднять. Ох и плодовит оказался род! И личности в нем яркие: Иван Иванович Юрьев, или Большой Иван, второй муж моей бабушки, прозванный колдуном. Саамы народ низкорослый, дед Иван тоже росточка невеликого, но прицепилось же к нему прозвище Большой Иван, и всё тут. Неулыбчивый, глаза маленькие, чуть раскосые, для которых в людях ничего не было тайного, с толстым мясистым носом, постоянно небритый, неизменно в своей шапке-ушанке без козырька – таким он мне и запомнился из детства. Крёстная моя, саамская песенница и сказительница Софья Ефимовна Якимович.

В 1999 году в Норвегии в издательстве “Северная книга” вышла её саамская сказка “Моджось Наст” – “Красивая Настя”.

        Её мама Федора Максимовна Галкина – родная сестра моего прадеда Федота. А отец из рода Юрьевых, Ефим Исаакович. Семья у них большая была – пятнадцать детей, а в живых осталось семеро. Софья родилась 23 апреля 1940 года. Федора Максимовна – молчаливая женщина и напевы её, как вспоминает Софья, были спокойные, грустные: уж очень тяжело переживала она смерть восьмерых своих детей. Докторов тогда не было… “Редко от неё, бывало, слова дождёшься, зато отец, Ефим Исаакович - балагур, каких мало. Любил и посмеяться, и над родственниками подшутить, и уж если чего задумывал – обязательно добивался”. Софья говорит, что она вся в отца.

Красота от родимой матери.

Трудолюбие дал отец,

А защитою были братья мне…

Согревали теплом сердец.

Сказки сказывала мне бабушка.

Дед любимый мне имя дал,

Называл не всерьез “Оладушкой”,

Рыбкой-кумжею угощал.

Сёстры, братья учили азбуке,

Тети, дяди да вся родня

Говорили: “Живи не в праздности”, –

И учили труду меня.

Маленькой, Софья разговаривала только по-саамски. В школу пошла, брат её научал, как правильно свою фамилию выговаривать: “Спросят – обязательно скажи: "Юрьева я”. Но девчушка так испугалась строгой учительницы, что тупо твердила одно и то же: “Софья я, Софья”.

В детстве частенько ей приходилось слышать сказки от своего дедушки Ильи. Соберётся ребятня вокруг печки и завороженными глазенками смотрят на рассказчика. Бывало, бабушка деда заменяла, а то отец песни пел. У них с бабушкой в саамских луввьт* весёлый напев был, не то что у матери.

После войны голодно жить, и пришлось Софье, закончив седьмой класс, в 1957 году пойти работать на стройку. Поначалу тяжело приходилось, работала бетонщиком, землекопом, ездила дорогу строить.

С детства в ней уже было заложено творческое начало будущей саамской сказительницы, да только воплотить его смогла лишь будучи на пенсии.

Её родная сестра Анна Ефимовна Новохатько славится на всю Русскую и Скандинавскую Лапландию своими луввьтами, так хорошо поёт! Всех талантливых людей из рода Юрьевых и не перечесть. И что удивительно в семьях этих фамилий: Галкины и Юрьевы так родственно переплелись, что распутывать пришлось, точно ниток клубок.

Лопские

По линии Лопских дела обстоят труднее. В переводе с финского лопи – край земли, а лопарь – человек, живущий у края земли. Когда же в Лапландии священники стали окрещивать саамов, давая аборигенам Севера фамилии, то многих береговых саамов записали Лопскими. Но есть в саамском языке ещё два слова с корнем лоп – лоппель – олень-первогодок и лопье – тоня. Какой смысл ближе всего фамилии Лопских, сегодня трудно определить.

Вот что писал о саамах Кольского полуострова, в сборнике «Доклады и сообщения» выпуска 1927 года, основатель краеведческого музея в Мурманске, исследователь саамов Василий Кондратьевич Алымов. На Терском и Мурманском берегах среди русского населения имелось значительное число потомков лопарей. И приводил примеры лопских фамильных родов. Например, Лопинцевы, Лопиновы, Лопские, Лопичевы, Свердловы, Куимовы, Колданцевы, Куроптевы раскиданы были по Мурманскому и Терскому берегам. Некоторые, по его наблюдениям, совершенно не помнят своего саамского происхождения, что доказывает – обрусение их произошло несколько поколений назад.

Линия маминого отца Ивана Алексеевича Лопского, 1908 года рождения, погибшего в годы войны на Кандалакшском направлении, своими корнями уходит в Чапому, к побережным саамам, да и в живых из родни Лопских почти никого нет, поэтому и окончились мои поиски пока что на прапрадедушке Лопском Дмитрии из Чапомы. Прабабушка была Лопская Пелагея Егоровна, прадедушка Лопский Алексей Дмитриевич, 1888 года рождения.

Моя мама Елизавета Ивановна Фомина

Бабушка Наташа, когда маму-то мою Лизавету продала по-саамскому обычаю в семью Даниловых, то в новоявленной матери нашла для своей дочери ангела-хранителя. Подержала женка Данилова маленькую Лизу на руках после обряда купли и продажи и вернула законной матери.

Год за годом идут, Лиза растёт хорошо, ангел-хранитель и впрямь её бережёт. Как-то зимой прибежала домой промерзшая, растопила печь, уселась перед раскрытой дверкой отогреваться у огня и... заснула. А того не подумала, что надо заслонку открыть, весь угар в дом и пошёл... Бабушки дома не было, она с другими жёнками рыбу промышляла. И вдруг чувствует бабушка Наташа, как будто кто её домой толкать стал, не утерпела, побежала. Она в дом, а там не продохнуть… Дочь её крепко спит перед догорающими угольями. Схватила Лизавету и на улицу. Давай будить, в чувство приводить, снегом оттирать... Не успей на минуту, и лишилась бы дочери. Но ангел-хранитель делал своё, спасла дочь.

А однажды над селом немецкий «мессер» стал кружить, цель высматривать. Школу, в которой училась Лиза, и усмотрел. Скинул бомбу. Хорошо, ветер шквальный был, отнёс “немецкую смерть” за реку. Взрывная волна в школе только стекла с косяками и выбила. Повезло детишкам харловским...

Когда Лиза окончила четыре класса, бабушка отправила её в интернат в Териберку, но, проучась там год, девочка сильно заболела. 1949 – год тяжёлый, безденежный, голодный. Муж Натальи Федотовны па фронте погиб, и ничего не оставалось делать ей, как отправить дочь в родное Ловозеро, поближе к родичам. По приезде в село жила Лиза у своего дяди Алексея Галкина. Хоть и своих в семье полон дом, но, как говорится, в тесноте – не в обиде. Жили пусть и не богато, но дружно и не голодно. А через год и Наталья с Харловки в село возвратилась. В матросах-то ей уже тяжеловато было ходить, да и поясницу застудила на всю жизнь. Двоюродная сестра моей бабушки Агафья Ефимовна Галкина вспоминала, что стоило её сестрице забежать к ним в дом, и сразу та спешила прислониться, а то и залезть на печку, поясницу отогревать.

        Закончив в вечерней школе семь классов, в шестнадцать лет решает Лизавета идти работать, чтоб у отчима на шее не висеть. На Ильме новый посёлок вырос, комбинат строился, вот туда мама моя и пошла почтальоном. Жила прямо на почте, в отдельной маленькой комнатке. Иногда к ней и бабушка наведывалась, да и сама Лизавета частенько на саамские вечерки в Ловозеро спешила. Сшила себе саамский сарафан и ну кадриль с парнями играть. Молодая, с ямочками на щеках, ох и нравилась она парням. От кавалеров отбоя не было.

В 1953 году на почту пришло письмо, не кому-нибудь, а ей самой. Написал парень-солдат из Петрозаводска, предлагал дружбу свою. Лизавете интересно самой себе письма получать, так переписка и завязалась.

И вот однажды поехала Лизавета с матерью в Петрозаводск, бабушка Наташа – приемного сына Андрея навестить, Лиза – со своим заочником знакомиться. Перед отъездом отписала Павлу письмо, мол, жди, едем. Утром они в город прибыли, а вечером ждали Лизаветиного заочника для знакомства.

Фомин Павел отпросился в увольнение, он знал, что в доме, где остановились гости с Севера, ждали его. Они по такому случаю накрыли для чая стол, и стала Лиза в окошко парня выглядывать, не идет ли “почтовый голубь” её. Первым солдата хозяйка заметила, Лизавете показала, просто сказав: «Вон он, Павлик идёт».

Парень маме моей с первого взгляда понравился. Познакомились, чаю попили, прогулялись, а на следующий день пошла Лизавета в парикмахерскую и отрезала свою длинную косу, завивку сделала. Уж очень ей хотелось парню понравиться. В следующее увольнение молодые, не долго думая, подали заявление и были расписаны по всем правилам гражданского брака. Свадьбу, а лучше сказать торжество, скромно отметили и разъехались: Павел в часть, а мама с бабушкой в Заполярье вернулись.

В 1955 году на Ильму Лизавета приехала уже замужней женой, чем испугала знакомых и работников почты. Все в один голос корили её, зачем за заочника замуж пошла, своих парней мало. Вот обманет, не приедет, и будет она ни жена, ни девка всю жизнь. А Лизавета крепко верила – Павлик не обманет её.

Род моего отца Фомина Павла Петровича

Что касается родичей моего деда и бабушки по линии отца, то корни их уводят меня в деревню Кушерека, что находится на юго-западном берегу Онежской губы Белого моря в Архангельской области. Кушерека разместилась на живописных берегах порожистой реки Куша, имеющей длину почти шестьдесят верст.

Богат мой папка на братьев и сестер, а я в свою очередь на двоюродных сестер, братьев и племянников. Линия отца – линия поморов. Здесь мне даже прозвища обнаружить удалось. Прадедами моими были Фомины Григорий Андреевич, его жена Мария Ивановна, по прозвищу Бородкичи и Фомин Яков. Деда же Петра Яковлевича Фомина, 1884 года рождения, в деревне все Воробейком прозывали за малый рост, а его жену Пелагею Григорьевну, 1886 года рождения, – Тёмное облако за неулыбчивость.

Жизнь Петра нелёгкой была. Чтобы прокормить семью, Пётр ловил рыбу, ходил за камбалой под важенье. Бывало, сразу по 12 – 14 рыбин зараз на удочку вытаскивал. Разве на одни трудодни в деревне проживешь? Ноги протянешь. Деревенских море Белое кормило. Жену себе Пётр из местных взял – Пелагеюшку. Недолго раздумывая родила Пелагея Петру Авенера, Борислава и Ирину. Тогда Пётр бухгалтером работал в колхозе. Коммунист! Честный, преданный делу, а иначе коммунистам нельзя. В 1933-м родился у Петра и Пелагеи Павлушка – любимец матери, мой отец. В этот же год по всей стране аресты пошли. Ежовщина, словно чума, наползала на страну. В колхозе как на грех в одной из ям картошка сгнила, забыли про неё начальники. Донесли, и закрутилось дело о вредительстве. Пётр тоже в черные списки попал. Затем тюрьма. Про неё что скажешь хорошего, нелегко пришлось Петру, полтора года допросов и пыток надломили дух кушерецкого бухгалтера, и когда за недостаточностью улик выпустили, ничто уже человека в жизни не радовало. Пришел домой, а радости нет. Рядом Пелагея – жена любимая, детишки, – а в душе обида жгучая. Год всего после тюрьмы и пожил.

Мой отец Павел Петрович Фомин

Павел Фомин, заочный корреспондент моей мамы, рос круглым сиротой. В 1936 году умер отец, в 1947 – мать. Закончив в Кушереке четыре класса, стал мальчишка помогать колхозу сено возить. Единственным развлечением в годы войны было у них с мальчишками бегать к церкви, наблюдать за действиями девушек-артиллеристок. Деревенскую церковь занимала в те годы женская батарея, и чтобы лучше вести наблюдение, сняли девушки с церкви самый большой купол и стали за это ежедневно от старух кушерецких угрозы да разные пугающие истории выслушивать, ну и мальчишки тут же, слушали... Церковь-то и впрямь красивая, без единого гвоздочка выстроенная. После войны, чтобы её сохранить, разобрали по бревнышку и в Малые Карелы, в музей деревянного зодчества перевезли.

В четырнадцать лет пришлось Павлу из Кушереки уехать на заработки. И отправился он в Териберку, к двоюродному брату своей матери, Фомину Леонтию Григорьевичу. У него отец и мать носили в деревне фамилии одинаковые, хоть и не близкие родственники, но из одного рода Фоминых оказались. В Териберке устроился Павел на рыбокомбинат печником и работал там до 1952 года, в точности до призыва в армию.

В Петрозаводске ему Юрьев Андрей, сын второго бабушкиного мужа, и дал адрес Лизаветы, мол, попереписывайся, а там видно будет. А тут к Андрею бабушка в Петрозаводск поехала, да и маму с собой позвала.

Крёстная Софья мне об этой их поездке так рассказывала. Как-то приехала она к сестре своей Анне Новохатько на Пятый километр и нечаянно подслушала их с Лизаветой разговор.

Анна спрашивает;

– В Петрозаводск поедешь, что делать будешь?

– Посмотрю, – отвечает ей мама, – если парень красивый, может, и замуж пойду, не понравится, назад приеду, и здесь женихов полно.

Прошло время, крёстная ждет, с парнем Лизавета приедет или одна. И вот по Ловозеру слух прошёл, замуж Лизавета Лопская вышла. «Значит, красивый парень оказался», – решила про себя крёстная и опять стала ждать, когда молодожены в Ловозере объявятся, чтоб, значит, посмотреть. И когда Павел в конце ноября 1955 года приехал с армии, они с Лизаветой в Ловозеро к бабушке наведались, к Юрьевым в гости зашли.

Крёстная вспоминает: “Открылась дверь и вошли к нам в дом молодожёны. Отец твой и впрямь красавец оказался: волосы волнистые, глаза голубые, сам подтянутый, мунн эм келсэл – ей богу не вру. Загляденье, не парень. И я поняла тогда, Лизавета с ним свою судьбу нашла, уж очень они счастливы друг другом были...”.

По приезде из армии мой отец, Фомин Павел Петрович, сразу устроился в СМУ «Ловозерстрой», где и проработал всю жизнь, до самой пенсии. Единственный в Ловозерском районе получил почётное звание «Заслуженный строитель РСФСР», а недавно ему присвоили еще одно – «Почётный житель Ловозерского района». С мамой они сейчас на пенсии, но без дела не сидят: дачу на Пятом километре выстроили, овощи выращивают, поросят да кур держат. Так с заочного знакомства всю жизнь вместе живут. И дай Бог им всяких благ.

Продолжение следует…

__________

* - песня-легенда, песня-судьба.

Назад | Главная | Информация | Какие фамилии мы ищем | Об обществе

"Кольский родословец-I" | "Кольский родословец-II" | "Кольский родословец-III" | "Кольский родословец-V"  | "Кольский родословец VI"